В храме Ярославских чудотворцев на Арском кладбище есть древняя икона Божией Матери, называемая Толгская. По
преданию она принадлежала святителю Димитрию Ростовскому. Через этот образ Господь по молитвам Божией Матери вдохновлял его при написании житий святых и именно перед ним он молился, стяжая силы для труда всей своей жизни.
Каждый из нас, наверное, открывал эти тексты и видел огромное число примеров святой жизни. Однако надо признать, именно подобные тексты стали предметом беспощадной критики с исторических позиций. Главный вопрос звучал так - а правда ли все то, что мы там читаем?
К примеру, есть свят. Иоанн Новгородский. По житию он настолько был крепок в своей вере и благочестии, что однажды оседлал беса и отправился верхом на нем в Иерусалим. Возможно именно этим сюжетом вдохновился Н.В. Гоголь и при написании «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Так почему же читатели прошлых столетий с благоговением целовали страницы этих житий, а сейчас порой неловко некоторые истории вспоминать перед просвещенной публикой XXI века?
Один из ответов кроется в перемене восприятия понятия правды. Для человека царской Руси земная правда соотносилась с правдой Божией. И жития святых являли собой именно срез мира, в котором правда Божия торжествовала. В них мы видим торжество свободного духа над условными законами плоти. Человек, возможно, даже не задавался вопросом «А было ли это на самом деле?». Он просто жил с открытым взором к тайне. Во многом на это влияли условия жизни, лишенные современной выверенной предсказуемости, близость к природе и острое ощущение, что практически все в руках Божиих. Современный человек правду приравнивает к своему опыту.
«Было ли» равносильно тому, «видел ли я подобное». Человек оценивает реальность событий собственным представлением о жизни. Во многом это неизбежно. Мы живём в мире тотальной прозрачности и понимания. Мы стали сложнее, мир открылся в своей сложности, но мы потеряли сложность тайны. Нам неуютно жить с тайной, с тайной в другом человеке, с тайной будущего и прошлого. И вера помогает человеку преодолеть этот неуют. Ведь тайна может быть равнодушной и холодной, но может быть
и любящей. Вот эту таинственную Божию любовь сквозь сотни чудес и показывают нам жития святых.
По словам преп. Иустина (Поповича), «Жития святых есть ничто иное, как жизнь Господа Христа, обновленная в каждом святом в большей или меньшей мере, в том или ином облике. Или точнее: это жизнь Господа Христа, продолженная через святых, жизнь воплощенного Бога Логоса, Богочеловека Иисуса Христа, Который и стал человеком для того, чтобы нам как человек дать и передать Свою божественую жизнь, чтобы как Бог Своей жизнью освятить и сделать бессмертной и вечной нашу человеческую жизнь на земле.
Жития святых - это и доказательство, и свидетельство того, что наше происхождение с неба; что мы не от этого мира, но от иного; что человек есть настоящий человек только Богом; что на земле живут небом; что «наше жительство на небесах»; что наша задача – онебесить себя, питаясь хлебом небесным, Который сошел на землю, причем сошел для того, чтобы нас питать вечной Божественной истиной, вечным Божественным добром, вечной Божественной правдой, вечной Божественной любовью, вечной Божественной жизнью через святое Причащение, через жительство в едином истинном Боге и Господе Иисусе Христе».
С другой стороны, после XVII в. стала происходить романтизация мистики. То, что было уделом серьезного религиозного осмысления, стало частью игровой народной культуры. Святитель Иоанн, оседлав беса, являл власть праведника над злом, а кузнец Вакула у Гоголя едет на нечистом за подарком для возлюбленной.
Конечно, при таком подходе мистика утрачивает свой таинственный и серьезный облик. Человек перестает страшится зла и жизнеописания святых уже не греют душу, не воодушевляют на борьбу во имя Царства Божиего на земле.
Если не видно опасности, то рыцарские доспехи нужны разве что в музее. Однако врага видно только с вершины, только с башни замка. Только когда человек приобретает духовный опыт борьбы за любовь к Богу, возвышающий его над земным и привычным, тогда то жития святых и обретают для него насущный смысл.
Поэтому жития святых требуют особого отношения. Требуется вдумчивое и благоговейное чтение в максимально близких к оригиналу версиях. Хуже всего, когда житие переводится в биографическую сводку, где чудеса перечисляются на уровне с историческими событиями.
При таком подходе теряется глубина текста и его многомерность. Пропадает символизм, а за всем этим и приходит скептицизм «просвещенного» читателя. Но на самом деле никакой просвещенности тут нет.
Напротив, свет авторского замысла о жизнеописании святого совсем не достигает нас, и все, что остаётся перед глазами, это несвязный перечень средневековых чудес, которые действительно неловко читать вслух в XXI веке.
