Не так много в наше время осталось хранителей истории. Тех, кто в доброй памяти, тех, кто делится сохраненными в глубине сердца фрагментами своей жизни, а через ее призму – всего народа. Одна из таких – героиня нового выпуска приходских «Личных историй» матушка Александра. Монахиня уже который год регулярно приходит на богослужения в храм Ярославских Чудотворцев на Арском кладбище. Матушке 85 лет, за плечами труд с раннего детства, травма, разные события, но с первого взгляда и не догадаешься об этих испытаниях - так наша героиня добра, радушна и бодра.
Большое интервью с матушкой Александрой мы представим вам в друх частях. В первой части предлагаем познакомиться с ней самой, ее семьей и жизнью до монашества.
Мария Дмитриевна Гришина родилась 30 июня 1934 года в селе Константиновка под Казанью. Жили семьей – папа, мама, две сестры и один брат. Когда началась война, родился еще один ребенок - мальчик. Папу сразу вызвали на фронт, как вспоминает матушка Александра, мама даже провожать пойти не могла, не восстановилась еще после родов, а его все равно взяли. Ни дедушек, ни бабушек у семьи не оставалось.
Провожали отца с призывного пункта в Октябрьском городке. Юная Маша с папиной сестрой Натальей ходила к городку провожать.
«И вот он нам пилоткой машет, а сам ею слезы вытирает... Проводили. Было одно письмо с дороги, а потом их сразу под Смоленском взяли в окружение, всех первых солдат. И там ему говорили: «Дмитрий, есть место, давай бежать из плена». А он был сильно слаб и сказал, что если из этого плена сбежит, то в другой попадет. И потом, когда уже вернулись бойцы с фронта, они рассказали, что этот плен сожгли и папа наш сгорел...»
Семья получила только известие «Без вести пропавший». Всех растила мама. Растила всех мама в страхе Божием. Каждый православный большой праздник почитался, в этот день не работали. Из Константиновки мама ходила в церковь в Царицыно, не закрытую в те годы.
Старшая сестра моя Татьяна тем временем пошла учиться. А я 4 класса проучилась и сказала маме, что буду ей помогать, что не брошу ее. Стала, как бабушка, дома хозяйничать – это сделаю, то сделаю...».
За домом по мере своих сил стала следить маленькая Маша. «Мама с утра, бывало, уедет в Пановку за селом Чебакса – там лес разрешали пилить, а в свои константиновские леса жителей не пускали. Вечером возвращалась, везла на салазках то бревно, а то одну лишь веточку». «Потом, в 1943 году, купили телочку. Господь нам из всей деревни дал такую хорошую коровку – красивую, высокую, доилась она много! И корову доить я научилась еще совсем маленькой. Я ручками своими маленькими дою, а она ест что-то да на меня глядит...».
«Один раз мама велела самовар вскипятить, чтобы горячий обед сварить, когда она с колхозной работы придет. А я пробегала и забыла про самовар, хватилась, поставила, баклашки, угли положила, зажгла, а воды не налила... Он гудит... Потом холодной воды налила, и он потёк», - сейчас уже со смехом вспоминает матушка Александра.
«Конечно, ругали меня. Вот так и жили. Все время я была, как бабушка, все по дому делала. А потом мама поступила в школу работать, и я за нее работала: парты протирала, полы мыла, научили еще «звонки» давать с урока. Я часов-то не знала, мне только показали «стрелка здесь одна, вторая – там, вот и давай звонок». А через 4 года как-то на работах одна мне говорит: «Маш, айда в 5-й класс!» И вот я пошла, писать не умела тогда... А как училась-то, ох! Делов дома много, еще мама захворала, с молоком в Казань надо идти, мы его профессорам одним носили... Так мне подружки и говорили: «Мы решим задачи, а ты спиши»... Так сегодня «спиши», завтра, так ничего и не поняла. Как выучилась 7 классов – непонятно, наверное, учителя жалели меня».
«Тяжелое время было – и голод, и лишения... А как радовались, как бодрились?»
«Вы знаете, мы не чувствовали каких-то сильных бед. Не завидовали никому. Весной, бывало, наберем картошки, а она мягкая, вся течет, мама ее хорошенько вымоет, очистит, истолчет и лепешек напечет. Мне еще девчонки говорили: «Маш, у вас хоть лепешки не с землей, не хрустят!» А у нас мама очень чистоплотная была. Так весной картошкой и питались. Однажды очень картофель у нас уродился. Вот мама мне сказала после школы намыть мочалкой два ведра, сполоснуть водой и натереть два ведра. В это она потом добавляла муку и пекла хлеб, а из крахмала, что оставался в воде, кисель варила. А когда ели, говорила: «С каждой ложкой хлеб не носите, через одну!» Так мы долго жили...»
«В колхоз мы ходили помогать пропалывать, а я маме выговаривала, что колхозные девчонки ничего не хотят делать, а мы, единоличники, должны еще и там работать. Но велели, ведь по колхозной земле ходим. Где сейчас пятиэтажные дома в Константиновке, там поля были, грядки. Вот мы и пололи...
Помню, со мной маленькой никто не садился вместе работать, только одна больная тетя Настя, Царство ей Небесное... «Давай с тобой уж сядем», - говорила».
«Дом наш, конечно, был очень старым. В 1947 году тот, кому мы носили молоко, сказал маме: «Настя, надо тебе дом перестроить, я привезу бревна». А после этого события маму вызывают в Казань, в Кремль, выяснять, откуда взяла она бревна. Мама пошла к благодетелю, он велел всю правду говорить... Идет она в Кремль, плачет, всю дорогу «Живый в помощи» читает. Там ее допрашивают, она все рассказывает честно, а после совещания, как же поступить, говорят: «Ладно, хозяйка, строй ребятишкам дом» и отпускают».
«Два ряда новых бревен, сверху новые, а остальное старье. Так мы в этом домике гнилом и жили. Конечно, холодно, утром окошки доверху! Дров не было, а сучки что натопят? Потом стали дрова к нам привозить, мы покупали немного. В 1952 году я окончила 7 классов, корову продали, а на эти деньги мы избу покрыли, а то совсем крыша протекала. Да и некому уже было в семье сено запасать, ухаживать за коровой. Однажды поехали мы с мамой в Кощаково на салазках, говорят, там сено продают, а там отправили нас в Чебаксу, и мы опять по полю зимой идем... В одном из бараков мама нашла сено. Так и кормились, и жили».
Марию Гришину не приняли на завод, так как ростом маленькая, решили, что и сил у нее мало. Устроилась она на швейную фабрику на улице Тукая в Казани. На работу нужно было приходить к 6 часам. 19-летняя Мария из Константиновки ходила с подругой до Варваринской церкви пешком, а там был трамвайный парк.
«Трамвай старый, с деревянными дверями, на ходу прыгали и ничё. Подружка замуж вышла, в декрет ушла, а я одна ходила. Который раз плачу: «Господи, в окошках огня уже нет в домах, а я все иду, страшно». Мама сказала, «Живый в помощи» выучить». Там матушка Александра проработала 10 лет – до 1963 года. А потом поступила в электрофизический институт смесеприготовителем по керамике. До 1984 года трудилась в этом учреждении на разных участках. Там и написала заявление, что отец погиб на фронте, мама пенсию не получает, живет семья на зарплату Марии. И стала она просить о квартире. Предложили кооперативное жилье по улице Гвардейской, а денег было 200 рублей страховки. Старшая сестра предложила помощь, в итоге квартиру купили, дом в Константиновке продали и со всеми расплатились.
«Мама радовалась все: в 1971 году дали квартиру, а умерла она в 1989. Как она радовалась, что живем в тепле, нигде не дует, светло... Знакомые ремонт нам сделали. Вот так и я осталась жить тут в радости и спокойствии». На одну зарплату жить было трудно, весной мама с дочкой ходили в пестречинские леса собирать щавель, душицу, а потом мама продавала их пучочками.
«Как-то я иду во вторую смену на работу, а она стоит и щавель на блюдечке продает. Я прямо плакала.... «Мама, ты нас четверых вырастила и стоишь с блюдечками!»
А дети не помогали. Старшая сестра с мужем жили в Отарах. Муж иногда у нее выпивал. Однажды газовый баллон привезли, сестра мужу сказала не включать его, а он включил. Все сразу заполыхало, сгорело хозяйство... А он всегда, помню, говорил: «Опять монашенка приходила, ты что ей давала?» А сестра ему: «Что давала – не твое дело». Сами они в том пожаре выжили, только все сгорело - дом, хозяйство... Но мы им всегда говорили, что Господь их не оставит!
А потом, в 1994 году, в администрации сказали им прийти в одно место в определенное время за деньгами на кирпич для нового дома.
В это время у дочки моей сестры поспела редиска, Таня собралась к ней ехать, села на велосипед, и ее насмерть сбила машина». Брат матушки Александры тоже купил с семьей кооперативную квартиру, третья сестра также вышла замуж, причем, очень интересно.
«Наша мама была у папы второй женой, первая умерла при родах. Через 40 дней решили маму сватать ему, работящая девчонка она была. А Мишу – сына – дедушка с бабушкой решили растить сами. Он вырос, стал работать в химико-технологическом институте, и там один парень попросился с ним в Константиновку съездить. Так этот гость увидел нашу Раю, и стали они дружить, потом поженились и жили в Клину. Умерла она рано, в 39 лет».
Сама матушка Александра о семейной жизни не задумывалась, была при маме и искренне этому радовалась. «Я маму ни на кого не брошу, потому что она у меня хорошая».
Про Веру
«Помню, работала на фабрике, на заводе, в то время где помолюсь, а где нет... Книжек нет...И мама мне говорила: «Машка, ты перекрести свою рожу перед едой-то!» А я ей говорила, что посты не соблюдаю, больно не молюсь, в церковь хожу только по большим праздникам. Но дома иконы были. И вот мамина молитва меня привела...А еще сильнее - смерть младшей сестры. После ее ухода у меня были только слезы, молитва и церковь. Больше ничего не осталось. Я так ее жалела!» - со слезами вспоминает наша героиня.
«Стала ходить в церковь в Царицыно. «Мама, а вот эти молитвы всегда поют, вечерние?» «Конечно, всегда», - отвечала мама. А я так плакала, приду и плачу: люди всё знают, а я ничего не знаю! Когда заходишь в церковь, там есть образ Спаса Нерукотворного, а он мне доской казался, я не видела лика Божьего! Я горько плакала, говорила: «Господи, я такая грешница, Ты мне лик Свой не показываешь!» Выучила тропарь Образу и все наладилось». Так и ходили мама и дочь в царицынскую церковь – и из Константиновки, и из Казани. Была как-то у матушки Александры на работе неприятность, и ей посоветовали сходить в Царицыно, отслужить молебен Архангелу Михаилу. Таким образом она познакомилась с Шурой – будущей матушкой Серафимой.
«Стою в церкви, смотрю, они пошли просфоры печь... Плачу, а сама думаю, какие они счастливые – и в церкви постояли, и просвирки пошли печь, а я живу, не знай как».
Потом наша героиня вместе с матушкой Серафимой стала помогать убираться в храме, это было уже в 80-е годы. Утром помогает в церкви, а потом бежит на работу в институт во вторую смену. А в 90-м году открыли Петропавловский собор, и Марию и Александру благословил печь там просфоры Владыка Анастасий (Меткин), тогда архиепископ Казанский и Татарстанский.
С этого момента в жизни Марии Гришиной началась новая история.
Часть 2. О церковной жизни матушки, об
удивительных знакомствах и наблюдениях.
В первой части большого интервью с монахиней Александрой (Гришиной), прихожанкой храма Ярославских чудотворцев, мы рассказали о ее детстве, отрочестве, юности и перипетиях взрослой жизни. Папа погиб в самом начале Великой Отечественной войны, верующая мама поднимала 4-х детей, жили тяжело, но огонек веры, тепла и радости внутри не угасал. В 50-е годы начала работать на фабрике, через 10 лет устроилась в электрофизический институт, в 70-е переехала из старенького домика в Константиновке вместе с мамой, которую никогда не оставляла, в квартиру в Казани.
Матушка Александра все время ходила в церковь в Царицыно, сначала редко, затем, в 80-е, чаще и чаще, начала помогать в разных делах... В храм Ярославских чудотворцев на Арском кладбище наша героиня хотела начать ходить давно, так как он достаточно близок к дому, да и мама уговаривала, но ей было привычнее и роднее молиться в царицынской церкви. «А я вот стала ходить сюда, поближе, где матушка Серафима поет. Мне здесь нравилось!» Через несколько лет нашей героине понадобилось восстановление после серьезной травмы. «В 1984 году я . сильно упала в Никольском храме, когда мы убирались на хорах. Протирала что-то, рука сорвалась, и я упала на сундук. Об край сундука нога-то напрочь обломилась, обе кости: и большая, и малая... Приехала «скорая помощь», я их просила не говорить, что в церкви упала, а то 2 месяца до пенсии оставалось и ее могли не дать. Ничего не сказали. 40 дней лежала на вытяжке, только плакала, читала акафисты. Соседки спрашивают: «Что ты там все читаешь, все плачешь? Я говорю – свое... ».
Наша героиня благодарит Господа и докторов каждый день: ногу восстановили, ходит, живет, активно помогает. После того происшествия вышла на пенсию, старалась помогать в храме, пекла, убирала. «Что тяжело было, не думали, не замечали. Я старалась не завидовать. Как маму схоронила в 1989 году, так вот и мясо есть перестала. Мои подружки уже все не ели. Так и жила потом одна, без мамы...». В 1989 году вновь открыли Петропавловский собор, и туда были нужны просфорницы. И владыка Анастасий (Меткин) (ныне митрополит Симбирский и Новоспаский- прим), благословил идти печь именно двух подруг – Марию и Александру (в монашестве Серафиму). Так и пошла жизнь – печь, помогать в восстановлении.
«Сначала то дрожжей не было, то печи, то мешалки... Потом все постепенно появилось, и мы стали делать просфоры на 11 церквей! Храмы открывались, а печь некому, всех к нам отправляли. Просфоры мешками готовили. Однажды не тех нам дрожжей дали, мы напекли, а просфоры у нас не получились, и вот мы так переживали, как их продавать-то! И вот пришел отец Иоанн (Тимофеев) (ныне митрополит Марийский и Йошкар-Олинский -прим.) и сказал: «Я поел, и очень хорошие эти просфоры! Продавайте».
Спустя время возникли некоторые нестроения, и в 2002 году подруги приняли решение перестать печь просфоры в Петропавловском соборе. Тогда же за Александрой и Марией начали приезжать из Седмиезерной пустыни, привозить их в монастырь, где те пекли просфоры.
«Однажды на службе мы были в храме Ярославских чудотворцев, служил Владыка Анастасий. И велел он нам готовиться к постригу. Я ему ответила: и«Владыченька, я недостойна, я заводской человек», - а он по голове постучал и сказал: «Достойна» А перед этим я спросила отца Германа, настоятеля Седмиезерного монастыря, какое мне «правило» читать? А то я самовольная,
хочу – молюсь... А он ответил, что будет мне скоро уже свое молитвенное правило. Потом вызывают нас в храм, ковры постелили, молитвы читают. У меня внутри все тряслось от страха, даже не чувствовала себя. Страшно! Вот матушка Серафима была уже послушницей, за батюшкой ухаживала, а я-то кто такая...».
Этот день матушка Александра помнит до мелочей. Затем жизнь пошла новым чередом, но с прежними послушаниями: тут помочь, здесь подсказать и, конечно же, печь просфоры. Заниматься этим делом наша героиня перестала буквально в последние 2-3 года: начались проблемы с глазами, сделали операцию, и врачи категорически не рекомендовали находиться у печей, иначе можно ослепнуть.
Сейчас матушка старается не пропускать богослужения, молится по четкам и также стойко, по возможности, помогает всем, кто к ней обратиться, а еще делится ценными воспоминаниями о людях эпохи и временах восстановления. Про каждого священника и архиерея у нее есть своя небольшая памятная заметка.
«Когда у владыки Анастасия умерла мама, мы пекли просфоры в Петропавловском... На 40-й день нас вдруг попросили печь пироги, а он за нас заступился, сказав, что мы только просфоры печем и чтобы нас не трогали! А как-то на Пасху мы так много готовили, так устали, что сидим на амвоне, и к нам диакон подходит, спрашивает, будем ли причащаться, а мы же не готовились. И вот Владыка благословил, чтобы мы Причастились».
Подруга и настоящая сестра по духу монахиня Серафима передала Александре свои свидетельства о молитвах и чудесах исповедника иеросхимонаха Серафима (Кошурина). Его жизнь, исполненная многочисленных скорбей и гонений за веру, представляла собой узкий и тернистый путь. Он сберег и сохранил от поругания чудотворную Седмиозерную икону Божией Матери. И по сей день в Казани немало верующих христиан, которые с любовью вспоминают отца Серафима как своего духовного отца и наставника.
«Она говорила, что он очень большой молитвенник. И я даже на его могилке исцелилась! Когда я за мамой ухаживала, она болела, да и у меня давление было сильное, не могла даже поднять глаз. Вот и лежала прямо головой на его могилке, просила: «Батюшка Серафим, помоги, помолись перед Господом, больше не могу, все кругом идет». И все прошло, как не бывало! Конечно, к нему люди приходили, особенно из Савиново, за советом, за помощью разной: и духовной, и хозяйственной, бывало. К нему как-то приехала племянница в брюках, и он сказал: «Не пущу, нельзя женщинам брюки носить!»
Воспоминания матушки Серафимы монахиня Александра передает нам в простых историях, зарисовках той необыкновенной жизни верующих. Вот хроники об владыке Иове (Кресовиче) - епископе Казанском и Чистопольском (1953 – 1960 годы на казанской кафедре): «Очень он любил проповеди и так сильно всегда особенно говорил их на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. «Вот маленькая такая девчушечка, и ее отдали, какая бы мать отдала маленькую свою дочку? А ее отдали на служение Богу!» А сам плачет во время этой проповеди...».
Каждое из имен священнослужителей, верующих советских времен, упоминаемых героиней нашего рассказа, само раскроется, только в отдельном и подробном повествовании.
Поделилась матушка Александра своими воспоминаниями и о ещё одной исторической личности - архиепископе Пантелеимоне, который возглавлял казанскую кафедру с 1975 по 1988 годы.
«Тогда мы еще пекли в Царицыно. Служили праздничную архиерейскую службу в день святых Космы и Дамиана, прохладно было, накрыли его уже старенькой шубой. И нас позвали тогда обедать, и мы стали свидетелями, как владыка Пантелеимон по-доброму, спокойно отпустил уставшего диакона Евгения домой».
Множество наставлений духоносных отцов собрано прихожанками тех времен. Мы продолжим публиковать отрывки из беседы с матушкой Александрой, в которых она рассказывает об архиереях советского периода, о священниках храма на Арском кладбище, об исповедниках.
Пока же попросим у вас молитв о ее здравии и предлагаем наставление нашей дорогой героини – скромное и простое - ко всем читателям:
«Сейчас мне и всем нам нужно молиться об упокоении старейших священнослужителей и о здравии тех, кто еще с нами. Так и обращаюсь к Господу, к Матери Божьей: «Может, услышишь меня, грешную... Да и ленивая с болезнями стала». Дорогие, я наставлять не могу, конечно, но советую просто жить и Бога все время при себе иметь. «Господь моя отрада и Пастырь дорогой, избавь меня от ада и будь всегда со мной». Вот так коротко и ясно. И Господь не оставит нас никогда».
